Глава 6
Цена обмана
Говорят, если за двумя зайцами погонишься – ни одного и не поймаешь. Я, в силу характера, всегда была скрытной и застенчивой, и, уж тем более, никогда ни за кем не гналась, боясь, что, увидев моё излишнее рвение, прекрасный принц испугается и развернёт белого коня обратно. Как и положено порядочной принцессе на выданье, я, заточив себя в башне отчуждения и непонимания, ждала своего спасителя. Если я и позволяла себе какие-то фантазии, то только мысленно, и, право, упрекнуть меня было не в чем. Я не увивалась за Жозефом – он сам выпрыгнул на меня из темноты сарая и втянул в таинственный, пугающий мир легенд и сказок. Я не флиртовала с Ямачо – он по собственной инициативе провозгласил себя моим женихом. Нет, это не я гналась за зайцами, это зайцы преследовали меня. Так почему же теперь я должна сидеть меж двух настороженно разглядывающих друг друга мужчин и ломать голову над тем, как выйти из сложившейся ситуации, не навредив ни одному из них? И это всё притом, что ни один из этих доблестных рыцарей, скорее всего, и в ломаный грош не оценит мои руку и сердце.
читать дальше - Жозеф, это Ямачо, Ямачо, это Жозеф, - чувствуя себя Чёрной королевой, знакомящей Алису с Пудингом, проговорила я, едва сдержавшись, чтобы, подражая книге, в сердцах не выкрикнуть: «Спасите меня, ради бога - унесите одного из них».
- Хеллоу! Хав а ю? - на ломаном английском прокартавил Жозеф.
- Здравствуйте. Хавайте на здоровье, – сострил Ямачо, указывая на опоясанный кольцом баранок чайник, который минутой ранее принесла в мою комнату тётя.
- Фух, так ты русский. А я подумал, иностранец – имя больно мудрёное.
- Мои родители – японцы, но я с девяти лет живу в России, и у меня российское гражданство. Вряд ли меня можно назвать иностранцем.
- И каким ветром тебя к нам в страну занесло?
- То же самое могу спросить у вас.
- А так я русский, - Жозеф горделиво вздёрнул подбородок. – Уроженец Волжской Венеции.
- Как русский? Ты же мне сказал, что ты с Дикого Запада! – опешила я, от удивления совершенно не подумав, что с точки зрения Куяшского вамперлена сейчас нещадно разоблачаю его тайну.
- Подумаешь, немного приукрасил действительность, - отмахнулся красавец. - Ты мне всё равно не поверила.
- Но тебя же зовут Жозеф и твоя фамилия Версаль!
- Так это фамилия Николя, моего названного отца. А имя просто на французский манер переделано, чтоб с фамилией сочеталось. Вообще-то я Иосиф. Можно просто Ёся.
Ошарашено я перевела взгляд с Жозефа на Ямачо: а не сообщит ли мне сейчас тот, что его вообще-то зовут Нурлан и он из Казахстана. Фольклорист молчал. Однако Ёся его примеру следовать не собирался.
- Ну так что, Анют, когда твой друг собирается уходить?
- Он не собирается уходить, он здесь живёт, - громким шёпотом ответил за меня Ямачо.
- Квартирант что ли?
- Жених.
- Что ты сказала?! – Куяшский Аполлон, кажется, даже не заметил, что разговариваю с ним не я. – У тебя есть жених?
Я, не зная, что ответить, виновато понурила голову.
- Ясненько, - ошарашено протянул красавец. - Что ж, как-нибудь в другой раз зайду.
Кивнув мне на прощание, Жозеф скрылся за дверью. Я колебалась: если догоню его и попытаюсь уладить недоразумение, возникнут проблемы с Ямачо, а если позволю уйти…буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
Несясь за Жозефом, я чувствовала себя принцем, догоняющим сбежавшую с бала Золушку. Дорогу сильно размыло ливнем, я постоянно спотыкалась и оскальзывалась, так что настигнуть красавца удалось только на лугу за деревней. Куяшский Аполлон выглядел таким расстроенным и сбитым с толку, что я моментально позабыла тревоги и сомнения. Всё, чего мне теперь хотелось – кинуться ему на шею и сказать, что есть одна полная дура, которая влюбилась в него с первого взгляда, и теперь не знает, что с этой любовью делать. Я не успела признаться, Жозеф опередил меня:
- Прости, я полный дурак.
- Нет, это я дура! Я… - мне не дали договорить. Как я потом решила, к счастью.
- Нет, я. Хотя, что тут, ты тоже хороша. Могла бы хоть сказать, что у парня своего остановишься. Мы с отцом с ног сбились, пока тебя искали.
- С отцом?
- Да. Я ему сказал, что ты ничего не помнишь, и он испереживался весь, что такую хорошую девчонку ни за что обидел. Он ведь не со зла тебя убить грозился, а потому что испугался, что проговоришься кому. Это ж очень опасно для нас, сама понимаешь. А раз бояться нечего – отец сразу и успокоился. Даже лично вызвался тебя обратно привезти. Только вот ни в твоей, ни в нашей квартире тебя не оказалось – как под зебру закатилась.
- Стоп. Николя и мою квартиру проверял?
- Ага.
- А адрес откуда узнал?
- Так по справочнику телефонному – у тебя редкая фамилия.
- И замок, значит, он сломал?
- А, да. Отец просил передать, что он извиняется – дёрнул за ручку слишком сильно и замок вывалился. Ты уж не злись на него, он не специально.
- Ну да, как же, - огрызнулась я, чересчур раздосадованная тем, что, оказывается, любой маньяк может законно узнать, где я живу. – Может, думал, что я внутри, и по-тихому прибить хотел.
- Брось! Отец бы не стал до такого опускаться, тем более, что ты ему нравишься. Я когда сегодня услышал, что ты вернулась и кинулся сюда, он меня остановил и сказал, что я дураком буду, если такой хорошей девчонке встречаться не предложу... Вот он удивится, когда узнает, что у тебя жених есть! Да я и сам в шоке… Ну, то есть ты, конечно, прикольная и всё такое, но, без обиняков, больше на затюканную ботаншу смахиваешь, чем на девушку, которая парня заинтересовать может. К тому же, я был уверен, что ты без ума от меня, решил, что своим вниманием тебе одолжение делаю. Вот лоханулся…
Я не могла вымолвить ни слова - мой разум отказывался понимать услышанное. Николя мне симпатизирует, в то время, как его сыну я неприятна?
- Прости, если обидел, - спохватился Жозеф. – Ты классная вообще, только стрёмная немного. Ну, не в моём вкусе, то есть. Хорошо, что это взаимно. Одной занозой в заднице меньше.
Даже когда я, спасаясь от Николя, с разбегу впечаталась в забор, мне не было так больно. Одно его слово ранило как тысячи заострённых копий. Наверное, теперь, сплошь утыканное ими, моё сердце походило на ощетинившегося морского ежа. Вот что бывает с теми, кто забыл своё место и возомнил себя главной героиней прекрасной сказки. Сказки, они для Золушек и Белоснежек, красивых и образцово-правильных, а таким, как я, отведена роль вздыхающей по принцу массовки, любовь которой ему как заноза в заднице.
«В моём окне дождь – в твоём окне свет, в моём окне ты – в твоём меня нет», - с печальной усмешкой вспомнила я припев горячо любимой мной песни Дины. Затуманивающая взгляд пелена слёз отступила. Уж что-что, я прятать свои чувства, когда того требовала ситуация, я умела превосходно.
– Ты ошибся, - улыбнулась я. – У меня есть жених. Как я могу любить кого-то ещё?
– Да я уже понял. - Жозеф не заметил, что мои губы предательски подрагивают. – Но мы всё равно друзья?
- Разумеется. – Я едва сдерживала слёзы.
- Отлично. Тогда, до встречи.
- Прощай.
В тот день земля подо мной так и не разверзлась, хотя я очень этого ждала. Не разверзлась она и на второй день, и даже на третий, так что, провалявшись остаток недели в жуткой депрессии, я решила, что надо прекращать это бесполезное саморазрушение: раз уж от любви я не расцветаю, а зацветаю, как протухшее болото, то и ну её, эту романтику. Есть ведь ещё в жизни работа, учёба (у заочников сессию никто не отменял), самосовершенствование, наконец. А про «лямуры» и в книгах почитать можно.
Увы, одного из аспектов, призванных вытеснить из моей жизни невесёлые мысли о романтике, я чуть было не лишилась. Пелагея Поликарповна, строго взглянув сквозь очки на вновь готовую приступить к работе труженицу, заявила:
- А вы, девушка, вообще кто?
- Ну как же, я Аня Иванова. Я тут работаю, - неуверенно, опасаясь, что в моё отсутствие начальница была повержена в неравной битве со склерозом, пролепетала я.
Владычица библиотеки, однако, опровергла сии опасения, не забыв попутно низвергнуть меня ниже плинтуса.
- Работают, Кротопупс, ежедневно с девяти утра до шести вечера, а то, чем ты здесь занимаешься, называется тунеядством. - Пелагея Поликарповна воззрилась на огромный безобразный портрет Николя, будто обращалась к нему, а не ко мне. - Подумать только, исчезла на неделю без предупреждения, и делай, что хочешь. Как ещё наглости назад явиться хватило? Она, видите ли, здесь работает!
Я восприняла упрёки начальницы с ледяным спокойствием: неудачный опыт первой, а теперь ещё и второй влюблённости научил меня смотреть на жизнь философски, как бы со стороны. К тому же, если верить слухам, личная жизнь у Пелагеи Поликарповны сложилась куда хуже, чем у меня. Муж её, предыдущий староста села, был человеком странным и, как выяснилось впоследствии, нечистым на руку. Его махинации всплыли пару лет назад, когда в Крутом Куяше объявилась Бадя с документами, подтверждающими, что село теперь находится в её собственности. Оказалось, что староста, хитро обойдя закон, продал находящиеся в его ведении земли Бадиным родителям-миллионерам, и теперь всем сельчанам придётся съехать, бросив честно нажитое добро. К счастью, Бадя оказалась девочкой доброй и не по годам смышленой, поэтому с ней удалось договориться по-хорошему: жители сделали её новой старостой, а она в благодарность отказалась от прав на землю. Прежний же староста, прикарманив денежки, скрылся в неизвестном направлении, бросив жену и шестнадцатилетнюю дочь. Для девушки предательство отца стало таким ударом, что её парализовало. Лежит с тех пор бедняжка пластом дома, а матери приходится её выхаживать, да ещё на жизнь зарабатывать. А с тех пор, как я в библиотеку устроилась, ей и на работе покоя нет...
- Кротопупс, вы меня внимательно слушаете? - Пелагея Поликарповна недоверчиво заглянула в мои наполнившиеся слезами жалости глазами, не подозревая, что вызвала их вовсе не своими проповедями.
- Да! – Я вздрогнула и всё же расплакалась.
- Вижу, вы осознали свою вину и раскаиваетесь.
- Очень, неимоверно, безгранично, крайне, жутко, несказанно, чрезвычайно, ужасно раскаиваюсь, - с искренним сочувствием выдала я все пришедшие на ум эпитеты к глаголу «раскаиваться».
- Ну что ж… - Морщинки на челе начальницы слегка разгладились.
Увы, последствия моей вынужденной отлучки оказались куда ужаснее, чем я могла себе представить. Меня, ходившую в школу во вторую смену и безжалостно игнорировавшую первые пары в институте, обязали появляться на работе ровно в девять утра.
- И чтобы как штык! – грозно тыча мне в лицо пальцем, отрезала Пелагея Поликарповна.
По дороге домой я размышляла, как вырвать у утра хотя бы пару драгоценных минут сна. Решила, что время на приведение себя в порядок из утренних процедур можно вычеркнуть: всё равно от недосыпа буду выглядеть не лучшим образом, а между умыто-причёсанным монстром и неумыто-непричёсанным монстром разница невелика. Больше ничего дельного придумать не успела: отвлёк знакомый силуэт, возникший на дороге.
«Вадька», - сердце ухнуло вниз. Во всей этой суматохе я совсем забыла о нём. Даже не вспомнила ни разу о единственном парне, которому хоть немного нравилась. Мне не было прощения. Вадька тоже так считал. Поравнявшись со мной, бывший поклонник даже не остановился, лишь досадливо кинул через плечо:
- Шалава.
Улыбка на моих губах растаяла, как брошенный в горячую кашу кусочек масла. Добравшись до дома, я безвольно упала на обеденный стол и разразилась рыданиями. В таком состоянии меня и застал Ямачо. Из положительного: при виде моей низвергающей водопады слёз физиономии, он едва не подавился яблоком. Из отрицательного: такой поворот событий скорее развлёк его, нежели заставил сопереживать несчастной страдалице. Вслед за Ямачо пожаловала и тётя. Прекрасно, все в сборе! Наверное, мне стоит пойти в актрисы – на выступлениях будут аншлаги.
- Анечка, ты чего это? – обеспокоено спросила родственница.
Её нежный, заботливый голос поднял во мне новую волну жалости к себе, и, перемежая слова судорожными всхлипами, я простонала:
- Ууу, Вадька, ууу, меня так оп-пустил.
- Что она говорит? Не пойму. - Тётя повернулась к Ямачо.
- Вадька у меня такой пупсик? – неуверенно предположил тот.
- Ах, Вадька, наш сосед. - Тётя понимающе закивала. – Да-да, отличный парнишка. А плачет-то она чего?
- Кто знает, - глубокомысленно протянул лженаречённый. – Возможно, спутала слезоточивый газ с дезодорантом.
- С неё станется, - весело хохотнула женщина. - Ну, ладно, раз ничего страшного, побежала я обратно на работу!
Хорошая же у меня тётя…
Оставшись с лжеженихом наедине, я попыталась взять себя в руки и утереть слёзы рукавом. Он, будто не замечая меня, направился к выходу, как я подумала, потому, что лицезреть моё распухшее, заплаканное лицо было ему неприятно. Однако когда он проходил мимо, на голову мне опустилось полотенце. Такое неожиданное проявление заботы со стороны человека, от которого я ожидала её в самую последнюю очередь, ошеломило меня и, ощутив прилив благодарности, я разрыдалась с новой силой.
- Не уходи, - внезапно осознав, что не хочу оставаться одна, сквозь слёзы прошептала я.
Я не могла видеть его из-за накинутого на лицо полотенца, но я чувствовала, что он всё ещё здесь. Ямачо не проронил ни слова, и я не видела выражения его лица, но, даже если он остался только, чтобы посмеяться надо мной, я испытывала невыразимую признательность. Он не проигнорировал мою просьбу, и этого было достаточно. Из списка заклятых врагов в моём сознании он переместился в список тех, кому можно доверять. А позже, когда я окончательно проплакалась, и аспирант с деланно скучающим видом придвинул мне стакан воды, он как-то сам собой оказался в моём доселе пустовавшем списке людей, на которых можно положиться в трудную минуту.